БЖ. О братоубийстве

Люди. Вот вы все умные, добрые. Вы даете мне советы. Объясните мне тогда, вне политики, безо всяких научных категорий, как такое может быть? Откуда в моем народе - прекрасном добром украинском народе - столько ненависти и иллюзий? Иллюзий ненависти? И это неправда, что они не знают, что происходит. Они знают и всё равно ПОСТУПАЮТ ТАК. Они не хотят знать, игнорируют и вытесняют правду. Я не буду уподобляться русским либералам - я люблю свой народ. Я люблю его любым, даже укушенным и отравленным смертельным ядом. Но, неужели этот ползучий рак со всех щелей никого из суицидников не заставит очнуться? Я знаю свое прошлое, я вменяемо учитываю в нем то, до каких глубей я дошла, свое участие в майдане и ато. Я помню эту любовь, любовь к своим, на которую приходилось наступать ногой (ногой на горло), когда я уходила от них и просила: "Остановитесь!". Я помню все. Я ни капли не сержусь на тех, кто меня не простил. Я знаю, сколько русских не простили мне возвращения к ним, и я готова это терпеть. Я не стану ненавидеть. Я знаю, сколько украинцев не простили мне ухода от них, и я готова это терпеть.

Между возвращением и уходом стоит одна духовная культура, разделенная чертями, стравленная интригами тех, супротив кого мы все - вечные гастербайтеры, тупое стадо в общей очереди на паспортный контроль не для "European passports". Я не боюсь Запада, я умею подать себя ему, в отличие от тех галичанок, что работают санитарками в пражском госпитале за 10 тысяч крон. Если у меня есть деньги, я выпью виски в ночном клубе на очередной Староместке или у Яффе, нет денег - я с куда большим счастьем лакну "Закарпатского" в парке Пушкина на скамье. Разве это - стоит братоубийства? Есть ли хамон, стоящий хамства души?

Чего вообще стоит братоубийство? Не видеть единства - это не видеть глаз, не ощущать тока крови, не греться спермой и не устремляться к духу. Всё же - общее. Жены и мужья, матери и сыновья, сестры и братья, голос в телефонной трубке, изгиб плеча, затылок под ладонью, дедушки и бабушки от Сахалина до Стрыя, потные ладони, деньги на роуминге. Почему мой народ не хочет понять это? Почему он не может понять, что нельзя убивать своих за то, что им не нравится ходить по линейке нового времени? Как можно увидеть лицо брата в рукопашной и не сойти с ума?

Как можно быть настолько слепым, чтобы не ощущать корня? Разве для этого надо читать древнерусские послания из Новгорода в Киев? Разве не ощущается это в биении пульса? "Кто я" - переведено на 27 языков. Разве мальчик, спящий в гробу калачиком, - это Варфоломей и госдеп? Евро? Грант? Они положили его в гроб, но забыли меня. Восстань тот мальчик, он бы первым отрекся от своих иллюзий и покаялся, как вот уже сколько лет каюсь я. 
Разве хотела я большего, чем пяток (ударения оба приемлемы) на своей земле? Без бегства за "благоденствием" земли чужой.

Я смирилась с тем, что толпа, которая подняла меня на знамя, ныне опустила на самое дно. Я вижу уход друзей. Вижу, что те из них, кто делает здесь русскую литературу на длинном тире от Быкова до Макаревича, с ужасом смотрит на меня. Как будто у меня чума. Пустые глаза. Или так. Глаза страха и смущения, как будто я - живой укор. Они с ужасом слушают строки, внятные пацану из Горловки и пацанке из Сибири. Так где он, мой народ? Там? Или в этой ухмылке некогда близкого друга, который, признаваясь в заигрывании с тьмой, причмокивает: "Это глобальный мир (детка). Ты хочешь его поменять на лаптевое варварство?" ДА, ХОЧУ. Куда она делась, турбиновская магия языка? Честность ее героев?

Мы слушали одинаковые песни до тех пор, пока не начали ненавидеть. Какая из твоих идей, мой народ, стоит предательстаа этих песен? Стоит добровольного плена? Этническая? Хамон? Первая пахнет кровью, вторая - резью в желудке. Так, какая...

Евгения Бильченко