Новости

«Дождались, называется»

Что на самом деле происходит в Херсоне при ВСУ

 

В Херсоне украинские спецслужбы проводят "фильтрационные мероприятия". Для многих это может означать смерть, увечья или неволю – известия о расправах над мирными жителями поступают из оккупированного ВСУ города. Наш корреспондент поговорил с людьми, которые покинули правый берег Днепра

— Мы хотим вернуться, сколько бы ни пришлось ждать. Мы вернемся, это наш родной город, — беженцы из Херсона, переглянувшись, дают общий ответ. Несколько семей сидит вокруг стола в доме, в Геническе, ставшем временной административной столицей Херсонской области. Они, как и тысячи людей, нашли приют в регионе, который российским стал совсем недавно.

Маленький курортный городок, перевалочный пункт на пути на многочисленные пансионаты и дома отдыха Арабатской стрелки. На улицах для ноябрьского межсезонья непривычно людно, машин так много, что редкие местные жители ворчат: «Вот у нас уже и пробки». Хотя до пробок далеко — и очереди из нескольких машин не наберется.

Для большинства из тех, кто переходит «Аллею Сказок» с чахлыми деревьями, стоит в очередях в бывшем АТБ, снимает деньги в банкоматах, дом остался за Днепром, на северо-западе, в Херсоне. На вопрос: «Не было ли мысли остаться?» чаще реагируют недоуменным взглядом: «Вы о чем?». Новости о судьбе тех, кто попал под «фильтрацию» служат фоном для практически любых разговоров. Почти у каждого есть случай, когда «абонент недоступен»: оставшийся в Херсоне знакомый или родственник перестал выходить на связь. И не только из-за того, что в городе много где исчезло покрытие сотовой сети.

«Мы русские совсем недавно…», — начинают почти анекдотом те, кого сплотило изгнание, — несколько семей, которые коротают вечера за общим столом. И как у каждой шутки есть серьезное продолжение, так и у шутливого настроения херсонцев есть основание — они верят в страну, с которой связали свою судьбу, хотя гражданами стали считанные недели назад.

Одна из основных тем — судьба тех, кто остался под ВСУ. Тех, кто поверил, что можно остаться нейтральным. «Пришли даже к дедушке, который просто занимался в соседнем учреждении мелким ремонтом. Он как-то поздно спохватился, уже после [организованной] эвакуации решил уходить. Попытался переплыть Днепр на лодке, сил не хватило, вернулся обратно. Вот к нему и пришли… А что он делал? Ходил со своей стремянкой и инструментами. "Сепар", "прихильник руського мiра"», — делятся историей общего, хоть и дальнего знакомого.

На той стороне Днепра остались дома и родные, друзья. Но знакомая прежде реальность как будто превратилась с приходом ВСУ в неведомый и абсурдный мир. «Папа у меня остался там. Он почему-то решил, что так будет лучше. Я ему позвонила уже отсюда, взяла трубку женщина. Я: "Папа?" Она: "Да, сейчас передам трубку". А потом несколько минут была тишина, пока не закончились деньги на карточке…Всё», — Инна делает движение рукой, как будто показывая, как кто-то перехватил ее связь с семьей.

Но кому-то знакомые умудряются передать и более подробные сообщения о том, как обстоят дела в городе. «Бабушка стояла в очереди в Красный Крест. Выдавали две таблетки для давления, три таблетки — у кого сахарный диабет, пять — тем, у кого эпилепсия. Люди начали возмущаться, бабушка тоже с ними. Им ответили, кому не нравится пошли ***** (прочь. — нецензурн.) отсюда. Дождались, называется», — продолжают хроники оккупированного ВСУ Херсона беженцы.

«Странности» происходят и с теми, с кем есть связь в мессенджерах. «И раньше те, кто бежал на ту сторону, начинали говорить виключно українською мовою, хотя раньше никогда ни в чем таком замечены не были. Всегда говорили на русском, как и весь Херсон. Помните, была украинизация сферы обслуживания? Ну, продавец и покупатель повинні говорити державною мовою? Так, Херсон выдержал всего две недели и перешел на русский, — вспоминает Леонид, и все радостно переглядываются — было дело. — На мове, скорее, на суржике говорит область, села, но не город. И вот городские жители, русскоязычные, начинают со знакомыми говорить только по-украински. И изображать ультрапатриотов».

Впрочем, на то, как люди сходят с ума под воздействием украинской пропаганды, все присутствующие уже успели посмотреть. В условиях, когда официальная информация скупа или ее нет, люди принимают на веру самые дикие слухи, тем более если такие слухи распускают специально. «Когда российские войска подходили к городу, в начале марта, начали выдавать такое: "Девочки всем надо намазать морду, чтобы быть чумазой, — женщины переглядываются и улыбаются. — Русские, — вещали, — насилуют всех женщин, уже есть пятнадцать подтверждений". Кто подтвердил? Власти уже практически не было, полиция сбежала, попряталась. Кто тогда все случаи регистрировал?»

Вспоминая, улыбаются и машут рукой — история с разоблачением украинских фейков известна. Да и сами такие известия были так незатейливо сделаны, что вызывали как минимум скепсис. Хотя у жанра «зверства российской военщины» были и свои яркие исполнители. «Ну да, была же [уполномоченная по правам человека ЛюдмилаДенисова, которая что там рассказывала? Что надругались над ребенком пятимесячным? Несколько раз причем, — добавляет Инна. — Хотя бы врала правдоподобно, а так было и нервно, и смешно, и жутко, — что наверху такое несут».

Атмосфера всеобщего психоза, в котором живет общество на бывшей УССР, проявлялась во всем. «Бегали по крышам, искали метки — туда должна ударить ракета. Это как? Ракета летит и смотрит, сюда ударю, туда не ударю? Серьезно? Кто-то наводит дорогостоящие снаряда на нарисованным мелом крестикам? Кто в этом поверит? Но взрослые люди с высшим образованием бегали по улицам, стирали какие-то знаки, затирали надписи, причем даже старые, искали шпионов и корректировщиков», — «славаукраинская» реальность уже не вызывает смешков. Видеть свихнувшихся знакомых очень тяжело и больно.

Повисает пауза, чтобы разрядить молчание Олеся произносит: «Это уже остатки Украины… До войны у нас не было цели войти в состав России». И как будто чтобы показать, как все было по-другому совсем недавно, она вспоминает, что когда-то искала в Херсоне и не могла найти желто-синий спортивный костюм с надписью «Украина». «Я украинка. Я хотела всем показать, что я украинка», — произносит Олеся отчетливо и как бы для себя, прислушиваясь к словам, — ведь было время, когда она гордилась своей страной, хотела носить цвета государственного флага.

Разговор неизбежно съезжает в те самые «восемь лет» со всеми предшествовавшими и последовавшими историями: чередой президентов, которые обращались к русскому юго-востоку страны, а потом неизменно предавали своего избирателя, первым и вторым Майданами, началом АТО. «Сколько раз давали шанс Украине реабилитироваться? — комментирует всю постсоветскую эпоху, ставшую временем сплошного разочарования Дмитрий. — Чем это все закончилось?»

«Вот когда пришел Зеленский — это была эйфория, а когда он поехал на восток… Помните, "я ж не лох", я поняла, что кина не будет. С Украиной всё», — Ирина возвращается мысленно, конечно же, в 2019-й, когда Владимир Зеленский, вчерашний актер, ставший президентом Украины, поехал в Донбасс уговаривать бойцов «Азова» (признан террористической организацией и запрещен в России) в Золотое Луганской Народной Республики, на нынешнюю территорию России.

Тогда глава государства пытался разоружить военных, которые не хотели идти на размежевание для снижения напряжения. «Азовцы» в тот момент отказались выполнять требования Зеленского, и формально самому высокопоставленному чиновнику Украины пришлось их уговаривать: «Мне 42-й год. Я же не лох какой-то… А увидел парня, который думает, что перед ним какой-то лопух стоит». В 2022-м «Азов»* сдавался в Мариуполе, потом обменянных на российских пленных командиров полка вывезли в Турцию, а Зеленский называл их супергероями.

За столом все соглашаются, что тогда, в 2019-м почувствовали неотвратимость большой войны — кто-то интуитивно не стал вкладываться в ремонт квартиры, кто-то начал копить деньги. Предчувствия не обманули, но кому от этого легче? Сейчас все пытаются включить интуицию, чтобы угадать, когда вернуться в родной Херсон: «На день рождения твой? Весной отмечаем? Точно. А некоторые военные телеграм-каналы мы не читаем, у них все хорошо-хорошо, а потом ужас-паника-все пропало. Мы бежали от ВСУ, а паникуют они. Конституция России не предусматривают отделения своих территорий в чью-то пользу… Мы вернемся. Поэтому сертификаты жилищные не берем, мы и так живем в России».

УКРАИНА.ру