Ма-ма, мама, мамочка

В 1916 году до одной из нищих шаньдунских деревень дошла весть, что в Мукдене какие-то русские вербуют молодых мужчин для работы в России. Семьи в деревне большие, а прокормиться трудно - в город потянулось большое количество младших сыновей. В их числе был и 18-летний Цзи Шоу-шань. В Китае было плохо и голодно, но впереди ждал настоящий ад: вербовщики обманули и вместо привычной крестьянской работы на русских полях Цзи Шоу-шань попал на стройку мурманской железной дороги.

Жили в бараках, оставленных военнопленными. В бараках кишели вши и вскоре разразилась эпидемия тифа. Кормили плохо, денег не платили, о медицинском обслуживании и не слышали - началась цинга. А болеть нельзя - невыход на работу означал лишение пайка. Каждый день хоронили товарищей. Цзи Шоу-шань потерял там половину зубов и должен был помереть, но весной 1917 года он попал в большую группу китайцев отправляемых в Армению на рытье оросительных каналов. В Армении было тепло и выплатили деньги за работу на Севере - по 50 копеек на брата.

В Армении работали вместе с местными заключенными. Денег не платили, кормили плохо.

В октябре охрана куда-то делась, начальство испарилось. Пошли толпой в Тифлис.

В Тифлисе на улицах была революция и красногвардейские патрули. Часто стреляли и всё было непонятно. И здесь с Цзи Шоу-Шанем произошло все в точности как с «Ходей» в рассказе Булгакова «Китайская история» (есть мнение, что они с Михаилом Афанасьевичем пересекались, либо тот слышал историю Шоу-Шаня).

Цзи Шоу-Шань подошел, совершенно голодный, к группе каких-то людей в красных повязках и выпалил всё, что знал на русском. Люди взорвались хохотом, расспросили его кто он и откуда, накормили хлебом с кипятком. И позвали с собой в Грозный.

В пути Цзи Шоу-шань особенно сдружился с людьми в полосатых тельняшках. Их старший, матрос Тимофеев, назвал его «Саней» и стал показывать устройство пулемета «максим». Цзи сразу ухватил науку, а на пробных стрельбах положил очереди куда надо - оказался прирожденным пулеметчиком.

В Грозном Тимофеев получил назначение командиром бронепоезда «Богатырь» и взял «Саню» с собой.

Цзи очень много перенял у Тимофеева, стал отважным и решительным бойцом. В бою, под обстрелом, когда приходилось худо, Цзи кричал с диким китайским акцентом любимое выражение Тимофеева: «Даешь, даешь «максимка» мировую революцию!»

Бойцы смеялись и становилось не так страшно.

Цзи жил и спал рядом с верным пулеметом. Рядом с ним же его и свалил тиф.

Тимофеев лично отнес его в санитарный поезд и размахивая наганом потребовал «лечить как положено». Поезд отвез Цзи в Грозный, где его поместили в переполненный тифозными больными барак. Места в палате не нашлось и Цзи положили в коридоре. Случилось это 4 февраля 1919 года.

В ночь с 4 на 5 февраля части генерала Деникина захватили город.

Цзи проснулся от криков, выстрелов и беготни. Понял, что в городе белые и надо бежать - как они расправляются с интернационалистами, Цзи знал не понаслышке. Он собрал все силы что были и побежал за остальными ранеными.

Пробежав несколько кварталов, раненые встретили цепь белых. Белые штыками погнали их назад. У барака их встретила другая цепь и всю толпу погнали к кладбищу.

На кладбище приказали всем раздеться и принялись люто-бешено всех рубить и стрелять.

Цзи получил удар шашкой и потерял сознание.

Очнулся под утро в своей и чужой крови, заваленный трупами и продрогший до костей. Кое-как выбрался и дико дрожа дополз до ближайшей хибарки с наглухо закрытыми ставнями. Ухватился за них и слабо постучал. Ставень приоткрылся, выглянула какая-то пожилая женщина и тут же в ужасе отпрянула. Цзи прильнул к окну и в полубреду застонал: «Ма-ма, мама, я своя... я красная боец, мама...»

Женщина вышла и молча помогла ему вползти.

В комнате в тифозном бреду метались мальчик и две девочки - дети этой женщины. Женщина дала Цзи кусок хлеба и теплой воды. Затем вынесла старые штаны и рубаху, чтоб Цзи прикрыл наготу.

Цзи оделся, съел хлеб, разомлел от тепла и тут же уснул мертвым сном. Он даже не слышал, как приходил патруль белых. Белые искали скрывшихся большевиков, но, увидев тифозных детей, сразу вышли из дома.

Цзи очнулся через сутки и несколько дней помогал ухаживать за детьми и по дому: мыл полы, стирал белье, топил печку, штопал одежду. Свою спасительницу он называл «Мама». Имени тогда не выучил, а дети в бреду звали «ма-мо-чка» и Цзи решил, что это и есть ее имя.

Когда Цзи немного окреп, женщина сообщила ему, что недалеко от города по ночам собираются подпольщики и назвала место. Цзи тепло попрощался с «мамой» и ушел.

За городом он встретил беглого пленного буденновца «Ванюшу» и шахтера с Донбасса «Федю». Вместе подались на север и вскоре встретили красный партизанский отряд. С отрядом ушли партизанить в район Ростова - там Цзи пришлось стать кавалеристом. Осенью соединились с красной армией и вместе с «Ванюшей» подались в Первую Конную.

Цзи добивал Деникина, дрался с поляками, брал Перекоп. Все свое скромное красноармейское жалование копил и отправлял в Грозный, маме - Надежде Артёмовне Хохловой.

В 1956 году красные следопыты Владикавказа услышали историю о Цзи Шоу-шане от ветеранов интернационального отряда Николая Гикало. Ветераны помогли наладить контакты с «буденновцами», а те, запросив в архивах сведения, прислали ответ, что Цзи Шоу-шань демобилизовался в 1921 году и поступил на рабфак в Москве. Следопыты написали запросы в Минобразования и, на всякий случай, в МИД.

Вот этот запрос «на всякий случай» все и решил. Цзи Шоу-шаня нашли. Не в архивах, нет. Наши дипломаты в Пекине ходили на экскурсию по пекинским НИИ. Экскурсию вел руководитель научного сектора горкома партии Пекина Цзи Шоу-шань. Его спросили об однофамильцах на нашей Гражданской, а он тем самым «Саней» и оказался...

В сентябре 1957 года в Пекин летали корреспонденты Литературной газеты и составители сборника «Китайские и корейские интернационалисты в борьбе за власть Советов». Историю, что вы прочитали, он им сам и рассказал. Вот так - опуская подвиги и подробно о «маме».

Корреспонденты все же ждали про геройство:

«... товарищ Цзи, взволнованный воспоминаниями о далеких легендарных годах своей молодости, как-то весь помолодел, по-солдатски распрямился и мы очень живо представили себе его в образе тех лет - смуглолицего, худенького китайского паренька, в красноармейском шлеме, с пулеметной лентой на плечах, прильнувшего к рукояткам раскаленного «максима» («Богатырь» три месяца подряд не выходил из боев - прим. авт.) и сопровождающего свои очереди кличем: «даешь!»...

Но:

«Пригладив свои седеющие волосы и отхлебнув остывшего чая, Товарищ Цзи закончил:

- Среди советских товарищей-специалистов, с которыми я сейчас работаю, случается встречаться с людьми одного со мной возраста, участниками Октября и Гражданской войны. И всякий раз кажется, что встретился с самым близким родственником, с дорогим другом далекой молодости, с родиной мамы...»

Цзи Шоу-шань специально попросил взять для публикаций его фотографию без седины, на которой не так видно длинный, во всю щеку, розовый сабельный шрам.

 Григорий Циденков