Такое у них нынче «добро»

".... если ты ненавидишь ложь, ненавидишь лгать, ненавидишь, когда лгут тебе, если ты сомневаешься в доброте «добра», в исключительности исключительной нации — ты русский" 

Сначала самой популярной игрой в нашем дворе была игра в войнушку. Это когда немцы нападают на Брестскую крепость,  а ее защитники героически гибнут, не отступая и не сдаваясь, делая до ста выстрелов «из последних сил» и подрывая себя и врагов гранатами.

Потом мы посмотрели «И на камнях растут деревья», и во дворе закипели «морские» сражения на двух сдвинутых лавках, которые заменяли драккары викингов. Бабки, считавшие лавки своей собственностью, эти седые светские норны, гоняли нас и предрекали нам в будущем детскую комнату милиции, а затем неизбежную, по наклонной, тюрьму.

Потом, кажется, была «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго», которая ввергла нас в пучины романтики, прекрасных дам (наконец-то девчонкам нашлось какое-то место в нашей жизни) и рыцарских турниров.

А затем был «Робин Гуд». Мастерились луки, стрелы, избирались шерифы, отцы Туки, Робины Гуды и Гаи Гизборны.

Я был Робином всего пару раз, но я могу отчетливо вспомнить почти каждую минуту, прожитую в этой роли, — просто потому, что это были одни из лучших минут жизни.

Потом мы повзрослели.

Несколько позже, в 1992-м, кажется, году мы с приятелем шли из компьютерного кружка Дворца пионеров и рассуждали о том, что наступает время новых «робингудов» — людей, Шервудским лесом которых будет мировая компьютерная сеть, и они будут красть у богатых и отдавать бедным не золото, а информацию.

Кое-что из этого, как мы видим, сбылось.

Мы понимали, что таких людей, скорее всего, будут преследовать (как и того самого Робина, в которого мы играли в детстве), но подростковое наше воображение, ограниченное Дюма, Скоттом и Высоцким, не могло нарисовать нам хотя бы что-то более или менее приближенное к реальности, данной нам сейчас в ощущениях.

Они преследовали его восемь лет.

Против Джулиана Ассанжа возбуждали дела об изнасилованиях, США назначили его врагом американского государства, губернатор Аляски Сара Пейлин и маститые журналисты Time требовали его убийства.

Семь лет он провел взаперти в посольстве Эквадора в Лондоне.

И вот, наконец, они до него добрались.

Эквадор не просто отказал Ассанжу в политическом убежище, право на которое предоставил ранее. Эквадор мог просто выдворить Ассанжа с территории своего посольства, дав ему шанс добраться до любого другого.

Эквадор не просто нарушил Конвенцию о статусе беженцев 1951 года, запрещающую выдавать граждан в государство, из которого они бежали.

Эквадор лишил его ранее предоставленного гражданства.

Эквадор зашел в своем предательстве настолько далеко, что пригласил на территорию своего посольства британскую полицию, чтобы Ассанж не имел ни одного шанса бежать и остаться на свободе.

При этом Эквадор заверили, что Ассанж не будет отправлен в США, где его, возможно, ожидает смертная казнь, но уже через несколько минут после ареста стало известно, что британская полиция действует именно по запросу США.

«Добро», когда побеждает, оно побеждает всегда именно так — предательством, ложью, подлостью, надругательством над законами. «Добро» окружено угодливыми трусами, лизоблюдами, палачами. «Добро» всегда хочет заткнуть, угрожает, шантажирует и лжет.

Такое у нас нынче «добро».

«Добро» исключительной нации.

И вот какой урок нам дает очередная победа этого «добра».

Башар Асад — жив и правит. А вот Муаммар Каддафи — нет.

Эдвард Сноуден жив и на свободе. А его коллега Ассанж — нет.

Александр Лукашенко — жив и правит. А его коллега Виктор Янукович — дает интервью из Ростова о том, что его «развели как лоха». Но хоть дает интервью. И заметьте — из Ростова. Не из Лондона.

Анна Чапман живет и работает в России, а Борису Березовскому, Александру Литвиненко, Сергею Скрипалю — с этим повезло куда меньше.

И есть подозрение, что во всех недостаточно счастливых исходах главному герою не хватало именно России.

Маргарита Симоньян цитирует свой разговор с нашим героем:

«Ассанж нашел убежище в эквадорском посольстве. Надо было, конечно, в нашем. Надо было. Жил бы сейчас, как Сноуден: ездил бы в Сочи, свободно общался с кем хочет. Я бы его научила раков варить. Но он не советовался. А вытащить его из эквадорского посольства было уже невозможно — взяли бы сразу.

— Зачем тебе это нужно? — спросила я. — Ты же принес свою жизнь на алтарь. Ради чего?

— Просто я ненавижу врать. И ненавижу, когда врут мне, — сказал Ассанж».

Так вот, урок в том, что если ты ненавидишь ложь, ненавидишь лгать, ненавидишь, когда лгут тебе, если ты сомневаешься в доброте «добра», в исключительности исключительной нации — ты русский.

Так уж получилось.

И твое место — в России или с Россией.

Если ты Робин Гуд, или Д’Артаньян, Эйнар, Торир или Сигню, Мэрион, леди Равенна или Айвенго — твое место рядом с людьми, которые читали в детстве нужные книги.

Роман Носиков