The Washington Times: Ведущий эксперт Центра Актуальной Политики "Отказ США от Pax Americana - ключ к нормализации отношений с Россией"

Политолог-американист, ведущий эксперт Центра Актуальной Политики Виктор Олевич рассуждает в публикации The Washington Times о разрушительном для американо-российских отношений Новом мировом порядке США.

Политика великой державы - искусство управления соперническими отношениями на международной арене. В конце 1980-х - начале 1990-х годов витали идеи, согласно которым Россия и Соединенные Штаты могут сформировать сильный и прочный союз, но они игнорировали геополитическую логику. Однако это не означает, что Москва и Вашингтон не могут поддерживать отношения, основанные на взаимном уважении, и находить общий язык в решении, по крайней мере, важнейших проблем международного сообщества.

Окончание холодной войны и стремительный распад Советского Союза создали атмосферу буйного триумфализма и привили культ победы в американском внешнеполитическом и оборонном истеблишменте. В 1990-е годы вашингтонская элита начала верить, что американское политическое, экономическое и военное превосходство в мире является вечным и необратимым. Как известно, в 1992 году Фрэнсис Фукуяма заявил в книге «Конец истории и последний человек», что глобальное восхождение американского либерального порядка приведет к прекращению идеологической конкуренции.

Обещания, представленные действующему на тот момент президенту СССР Михаилу Горбачеву, гарантирующие, что НАТО не будет расширяться за пределы Германии, практически сразу были забыты. Сменяющие друг друга демократические и республиканские администрации на словах поддерживали дружеские отношения с Москвой, а затем продвигали расширение НАТО на восток в направлении российских границ, в итоге, присоединив к альянсу три бывшие прибалтийские советские республики и призывая к членству в военном блоке Украину и Грузию.

Еще больше разжигая напряженность, администрация Буша приняла решение в одностороннем порядке выйти из Договора о противоракетной обороне 1972 года (ПРО), который на протяжении десятилетий служил краеугольным камнем стратегического ядерного баланса между двумя странами, запустив амбициозную программу строительства системы перехвата ракет на российских границах. Возражения Москвы по обоим пунктам были недвусмысленно проигнорированы.

Тогда и были посеяны семена недоверия, которые в настоящее время препятствуют оздоровлению российско-американских отношений. Если словам американских лидеров нельзя было доверять, и если Вашингтон не видел места для сильной и успешной России в своем Новом мировом порядке, в таком случае Москва вынуждена была действовать, чтобы защитить свой национальный суверенитет и обеспечить безопасность своих граждан с помощью доступных для нее в данных обстоятельствах средств.

То, что произошло дальше, создало предпосылки для бурной истерии относительно роли России в мире и в американской политике, которую Вашингтон переживает сегодня.

В 2013 году Россия стала первой страной, успешно предотвратившей уже запланированный военный удар США против третьей страны. Драматичное дипломатическое заступничество Москвы позволило вывезти и уничтожить запасы химического оружия в Сирии без единого пуска американской ракеты с кораблей ВМС США в Средиземном море. Администрация Обамы, стремясь к свержению президента Сирии Башара Асада, приступила к предоставлению скрытой военной, информационной и экономической помощи различным повстанческим группам оппозиции с сомнительной репутацией. Успех России в защите своего союзника в Сирии оглушил администрацию Обамы и менеджеров внешней политики Вашингтона. В конце концов, всего двумя десятилетиями ранее, в годы становления, Россия была больным человеком Европы, Москва твердо стояла на траектории политической и экономической дестабилизации и краха.

Для американского политического класса, который позволил себе поверить, что Pax Americana утвердился навсегда, любой успешный шаг, бросающий вызов воле Вашингтона в мире, был не просто геополитическим, но идеологическим и даже психологическим ударом.

Вместо того, чтобы искать компромисс, Вашингтон повысил ставки. Старый порядок должен был быть сохранен любой ценой, будь то поддержка групп радикальных исламских фундаменталистов, борющихся против правительственных сил в Сирии или экстремистских националистических сил на Украине, развязавших кровопролитную гражданскую войну против русскоязычного населения собственной страны. Попытки России договориться о длительном перемирии в Сирии с госсекретарем США Джоном Ф. Керри были сведены на нет Пентагоном и ЦРУ. Так в конце 2016 года, в приступе гнева и явной беспомощности, официальные лица в Фогги Боттом (район Вашингтона, в котором расположен Госдепартамент США, - прим.ред.) даже объявили, что полностью прекращают переговоры с Россией по сирийскому вопросу, возобновив их несколькими днями позже. Несмотря на успешные результаты многосторонних переговоров с Тегераном, в которых Москва работала совместно с Вашингтоном, сотрудничество по другим темам, представляющим взаимный интерес, было целенаправленно ограничено администрацией Обамы.

В 1970-е и 1980-е года время от времени разгоралась холодная война, но геополитическая конкуренция была ожидаемой и признанной частью международной арены. Это ни для кого не было сюрпризом и не вызывало истерических или непредсказуемых реакций с обеих сторон. В годы разрядки у советских лидеров случались порой сердечные и откровенно теплые встречи на высшем уровне с американскими коллегами. Американские астронавты состыковались в космосе с советскими космонавтами («Союз-Аполлон»). Американские туристы посещали советские города и были частыми гостями на советских круизных судах. Это не сделало Вашингтон и Москву союзниками, но помогло сделать их соперничество более управляемым и предсказуемым.

Истерическая реакция влиятельных групп американского политического истеблишмента на избрание нового президента США, который лишь заявил о готовности искать компромисс с Россией, показывает, насколько Вашингтон по-прежнему не готов признать угасание Нового мирового порядка 1990-х годов и переход к многополярному миру.

Чем скорее Вашингтон примет новую геополитическую реальность, тем скорее можно будет восстановить здоровые, конструктивные и продуктивные отношения между двумя великими державами, которые имеют общий интерес в обеспечении мировой политической и экономической стабильности.

ЦИТАТЫ:

Great power politics is an art in managing adversarial relationships on the international stage. Ideas floated in the late 1980s and early 1990s, suggesting that Russia and the United States could form a strong and lasting alliance, defied geopolitical logic. However, that does not mean Moscow and Washington cannot maintain a relationship based on mutual respect and find common ground on resolving at least some of the core problems facing the international community today.

The end of the Cold War and the Soviet Union’s swift dissolution created an atmosphere of exuberant triumphalism and instilled a victory culture in the American foreign policy and defense establishment. In the 1990s, Washington’s power elite came to believe that American political, economic and military predominance in the world was permanent and irreversible. In 1992, Francis Fukuyama posited in his “The End of History and the Last Man” that the global ascent of the American liberal order will bring about an end to ideological competition as we know it.

Promises made to then-Soviet President Mikhail Gorbachev guaranteeing that NATO will not expand beyond German borders were almost immediately discarded. Successive Democratic and Republican administrations paid lip service to friendly relations with Moscow, while pushing the envelope of NATO expansion further east toward the Russian border, finally incorporating the three former Baltic republics of the USSR and calling for future membership in the military bloc for Ukraine and Georgia.

Further inflaming the tensions, the Bush administration took upon itself to unilaterally abrogate the 1972 Anti-Ballistic Missile (ABM) Treaty, which for decades served as the cornerstone of strategic nuclear balance between the two countries, starting on an ambitious program of building missile interceptor sites positioned on Russia’s borders. Moscow’s objections on both counts were plainly ignored.

The seeds of mistrust currently hampering the ailing Russian-American relations were sewn back then. If the words of American leaders could not be trusted, and if Washington did not see a place for a strong and successful Russia in its New World Order, then Moscow had to act to protect its national sovereignty and assure the security of its citizens by means that were available to it under the circumstances.

What happened next set the stage for the rampant hysteria concerning Russia’s role in the world and in U.S. politics Washington is experiencing today.

In 2013 Russia became the first country to successfully prevent an already planned out U.S. military strike against a third country. Moscow’s dramatic diplomatic intercession allowed chemical weapons stocks to be removed and destroyed in Syria, without a single American missile being fired off U.S. naval vessels in the Mediterranean. The Obama administration, striving for the overthrow of Syrian President Bashar Assad, proceeded to provide covert military, communications and economic assistance to various rebel opposition groups of questionable repute. Russia’s success in protecting its ally in Syria stunned the Obama administration and Washington’s foreign policy managers. After all, it seemed just two decades before, in their formative years, that Russia was the sick man of Europe, that Moscow was firmly on a trajectory of political and economic destabilization and collapse.

For the American political class, which allowed itself to believe that Pax Americana was forever, any successful move to defy Washington’s will in the world was not just a geopolitical, but an ideological and even psychological blow.

Instead of seeking compromise, Washington doubled down. The old order had to be preserved at all costs, whether it was providing support for more and more radical Islamic fundamentalist groups fighting against government forces in Syria or extreme nationalist forces in Ukraine, unleashing a bloody civil war against their nation’s own Russian-speaking populations. Russia’s attempts to negotiate a lasting truce in Syria with then-U.S. Secretary of State John F. Kerry were knocked down by the Pentagon and CIA. At one point in late 2016, in a bout of anger and apparent helplessness, officials at Foggy Bottom even announced that it was ceasing negotiations with Russia on the topic of Syria altogether, only to resume them a few days later. Despite the successful outcome of multifaceted negotiations with Tehran, in which Moscow worked together with Washington, cooperation on other topics of mutual concern was purposefully limited by the Obama White House.

During the 1970s and 1980s, Cold War tempers flared from time to time, but geopolitical competition was an expected and accepted part of the international scene. It was certainly not a surprise to anyone and did not elicit hysterical or unpredictable reactions from either side. During the years of detente, Soviet leaders had cordial and at times even overtly warm summits with their American counterparts. American astronauts docked in space with Soviet cosmonauts (“Soyuz–Apollo”). American tourists visited Soviet cities and were frequent travelers on Soviet cruise ships. This did not make Washington and Moscow allies, but it helped make their adversarial relationship more manageable and predictable.

The hysterical reaction of significant and influential sections of the American political establishment to the election of a new U.S. president, who simply stated his willingness to seek compromise with Russia, shows how unprepared Washington still is to accept the fading of the American-dominated New World Order of the 1990s and the transition to a multipolar world.

The sooner Washington accepts the new reality on the ground, the sooner it would be possible to rebuild health, constructive and productive relations between two great powers that have a common stake in assuring global political and economic stability.

⦁ Viktor Olevich is a political analyst, lead expert of the Center for Actual Politics.