Донбасское чистилище

В минувшее воскресенье украинские силовики устроили в Донецке очередной кровавый теракт. 28 человек убито и почти столько же ранено. На сегодняшний день это самый крупный теракт, устроенный киевским режимом на территории ДНР

Голодные и продрогшие, но довольные, мы возвращаемся в пункт временной дислокации связистов.

— Удачно съездили, мужики? — интересуется Артем, разминая вареный картофель.

— Да, отлично! Столько материала набрали! — делимся, перебивая друг друга.

Принюхиваясь (вечерний завтрак тоже завтрак) к тому, что происходит на кухне, достаю из кармана высаженный в нули телефон и отключаю режим полета. Открываю мессенджер, и мир в секунду сжимается до размеров крохотного черного зеркала, что лежит на ладони.

«Уже 25 погибших», — сообщает коллега у себя на канале.

— Мужики, в Донецке снова обстрел!

— Уроды, блин.

— Да нет. Судя по цифрам, нам уcтроили еще один Белгород!

— Сколько...?

— Уже больше двадцати.

— Мама моя! Какие же нелюди!

Интернетом здесь богаты, а вот связь мобильная — редкий гость. Параллельно звоню родителям через мессенджер, но тщетно.

«Маменька постоянно выключает оповещения», — уговариваю себя, бегая меж коек в поисках связи.

Есть! Пошел гудок! Один… второй… третий… долго! А ведь они с отцом любят по выходным на тот рынок ездить! Да и я сам нахваливал колбасный магазинчик, где мы то и дело гостинцы покупаем. Рядом с ним ведь легло! Какой же дурак!

— Сыночка, мы живы и здоровы! Папа со мной! Ужин готовим. Все хорошо. Все наши живы, слышишь? — вдруг оживает трубка.

А! Так я не дышал все это время?

Сажусь у окошка. Руки трясутся. Саня толкает мне пепельницу. Саня! Неделю тому из Краснодара вернулся. Отвык, небось, за все эти годы. Утратил бдительность. Вполне мог там быть. Пишу. Жду. Отвечает, что дома сидел. Хорошо. Кто еще мог там быть?

Следующие полчаса пишу и звоню всякому, кто мог оказаться в тех местах. Параллельно изучаю фото и видео. Мало ли? Число погибших увеличивается до 27, а всякий, кто знает, что есть осколочное ранение, хорошо понимает… Ну каркать не будем. Только ведь больше двадцати раненых!

Всякое бывало за эти кровавые десять лет, но так, чтобы три десятка гражданских душ разом в чистое небо, да еще так подло и цинично — белым днем, на рынке, — до сих пор не случалось. Перестали мы смерти бояться, судьбу приняли.

О чем думал-то? Магазин! Всякий раз, когда военкор Роман Гнатюк приезжает в Донецк, мы отправляемся в магазинчик «Для своих, да наших», чтобы гостинцев купить.

Замечательный ассортимент в магазине том и продавщицы улыбчивые. Только вот находится он в десяти-пятнадцати метрах от места прилета. Хуже того — рядом стихийный рыночек, где старушки торгуют, чем богаты.

«Подходите, подходите, молодые люди! Огурчики мои пробуйте! Таких вы еще не пробовали! Вкусные, хрустящие! Да вы больше берите. Я вам рассолу налью и упакую хорошенько, чтоб довезли без проблем. И пелюстку вот пробуйте. Пелюстки — не оторвешься! Берите, я скидку сделаю», — вспоминаю прошлогодние события.

Декабрь или конец ноября? Черт, как быстро тут летит время.

Пишу об этом, надеясь, что кто-нибудь из коллег, побывавших на месте, развеет мои опасения.

«Игорь, женщина, о которой ты писал, скорее всего, погибла», — почти сразу отвечает Денис Григорюк, сопровождая текст фотографией с места событий.

— Денис, на прилавке мед и творог. У той женщины были соленья!

— Не знаю, старик. Здесь очень плохо все. Фрагменты тел на деревьях. Еще фото нужны?

— Брат, пожалей. Я уже насмотрелся и даже краюху хлеба в себя запихнуть не могу.

— Понимаю тебя.

Военные глядят с сочувствием. Все они прибыли издалека, но уже достаточно близко сошлись с местными, чтобы понимать, каково это — когда у человека в тылу тоже фронт. Когда отдыхаешь от войны на войне. Когда в любую секунду можешь осиротеть.

А поутру мы возвращаемся в Донецк — город бесконечной скорби, где один траур наслаивается на другой, а тот — на третий. Где флаги реют скорее от ненависти и презрения к врагу, а не от прихоти ветра.

— Что в Донецке, Паш?

— На Текстиль прилетело. Много погибших.

— Что?

— Похоже, что 155-е.

Вспоминаю, как сутки тому в прямом эфире наблюдал работу военных в Богдановке. Как наши снаряды и FPV-дроны вспахивали украинские позиции. Земля и кирпичная крошка в одну сторону, тела — в другую. Становится легче, но совестно. А может, потому и совестно, что легче?

Приехали, курим в машине. В окошко видел огромную лужу подмерзшей крови. Это которая за десять лет? Тридцатая? Сотая? Не хочу! Ладно. Перед смертью не надышишься. Работаем!

Вася Ткач берется за камеру, я ухожу делать фото. Пожилой кавказец обнимает молодого, что-то шепчет на ухо. Тот срывается на случайном прохожем, едва не плачет.

Мимо бескрайней малиновой лужи и дерева с венком проходят женщина с маленькой девочкой.

«Что она говорит ей? Как объясняет? Не хочу знать!» — проносится в голове.

К ступеням раскуроченного магазина люди несут цветы, мягкие игрушки и свечи. По одной, по две, по четыре. Кап-кап-кап… нехорошие ассоциации. Красивая девушка в очках кладет гвоздики. С ней парень. На бедре — кобура. Военный или полицейский. Стоят, молчат. За ними женщина. Тоже с цветами.

— Паш, присмотри за Василием. Люди в напряжении. Могут плохо отреагировать на камеру.

— Я не мог понять, как это магазин не снесло. А снаряд под деревом лег. Оно и прикрыло.

— Вам букет? — спрашивает молоденькая цветочница.

— Нет… нам россыпью. Дайте что-нибудь четное. Четыре… шесть… сколько-то, — отвечаем.

— В другой раз приходите по хорошему поводу. Ну, пожалуйста, — просит девочка, протягивая охапку гвоздик.

Быстро подходим, осторожно кладем цветы на ступени. Молча отходим. Говорить и сил нет, и не о чем.

Разбитной парнишка из магнитолы поет что-то про солнечный Тай, хорошее настроение и райскую жизнь, а вокруг лишь темные, замерзшие и опустевшие улицы. Даже связи мобильной здесь нет, ибо противник организовал Донецку блэкаут. Чертов паноптикум.

Здесь не рай и не ад. Здесь чистилище, распределитель. Все мы ждем своей очереди. Все надеемся на лучшее, но морально готовимся к худшему. Теряем годы, нервные клетки и волосы. Теряем друзей, чувства и веру.

Есть ли в этом какой-нибудь смысл? Победа покажет.

Игорь Гомольский